Автор: Болдырева Наталия Николаевна
учитель русского языка и литературы МБОУ “СОШ №13”
Проектная работа – сценарий для аудиокниг “Седые дети”
Вед 1:
У войны не детское лицо,
Но в глаза детей смотрела смерть…
Не щадила маленьких бойцов,
Им пришлось до срока повзрослеть.
Вед. 2:75-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается…
Наша книга об одной из самых трагических страниц в истории нашей страны, в истории всего человечества. Воспоминания тех, кто стал невольным свидетелем или участником Великой Отечественной войны, кто пережил её, очень ценны для нас. Наша задача – рассказать живущим о кровавых страницах истории, о детях, которые были лишены детства.
Вед.1:Мы должны знать правду, чтобы война не повторилась, чтобы президенты и народы всех стран понимали, что война не решает никаких проблем, она лишь отнимает возможность у всех без исключения быть счастливыми, возможность радоваться жизни
Герои нашей книги – «дети войны», псковичи, те, кто живут рядом с нами.
Вед.1. Идут года, но в их памяти страшные картины военных лет не стираются, они становятся ярче, потому что война отняла у этих людей детство.
Песня «Прощание славянки»
Вед.2: Страница первая «Начало войны»
Вед.1.:21 июня 1941 года фашисты вероломно напали на нашу страну, а уже 2 июля бомбили Псков и Великие Луки. В ночь с 8 на 9 июля 41 года Псков оккупировали. Свое наступление фашисты ознаменовали все уничтожающими пожарами.
Чтец 1: Отсутствие рабочего паспорта или соответствующей отметки в советском паспорте в оккупированном Пскове считалось саботажем и каралось расстрелом.
Псковская тюрьма была переполнена. В камерах заключенные иногда могли только стоять. В тюрьму попадали за неуплату налогов, нарушение комендантского часа, паспортного режима, за вредительство, за участие в сопротивлении.
Стены псковской тюрьмы были испещрены надписями узников: камера № 6: «4 ночи стояли, а теперь не знаем, куда повезут», «Был расстрелян за надпись на стенах 23 февраля 1942 года», «Вася Богачев (10 лет) и Люся Богачева (9 лет)», камера № 15: «Здесь сидела Тося (11 лет), за скрывательство на чердаке. Долой с русской земли фашистов», камера № 10: «Стволова Клава здесь держала пытки».
«Николаева Валентина Георгиевна рассказывает: «Мне было четыре года, когда началась война. Жила вместе с отцом, матерью, бабушкой, дедушкой и двумя братьями в поселке Черняковицы.
Конечно, знали, что началась война, но не помню, как об этом узнали. Я помню, как держась за юбку своей мамы, бежала от войны. Немцы наступали на город. Надо было спасаться, чтобы остаться в живых. Люди шли и шли, их было так много. Все бежали от войны. Никто не знал, где же тот пункт, от которого начиналась эвакуация. Это была маленькая станция под названием Сольцы. Долго ждали, когда подадут состав. А потом длинная и долгая дорога в Казахстан в товарном вагоне, где вплотную сидели и лежали люди, прямо на соломе.
Эвакуировали нас в Казахстан, в поселение Талды-Курганской области. Помню маленькие мазаные хаты казахов. Встретили добродушно, расселили. Кроме казахов были там и татары, и узбеки, и русские. В эвакуации прожили четыре года с июля 41 по октябрь 44 года. Как жили? По-разному. Босые, полураздетые. Нам перешивали из тряпья что-то, чтобы пережить холод и мороз. На ноги шили тапочки и вязали носки. Бедная мама Катя: детей было трое, надо было искать работу, чтобы прожить. Устроилась она в заготконтору, где сушили яблоки и засаливали огурцы в бочки. Все это нужно было для фронта. А что делали мы, дети? Старший брат Олег, ему было 9 лет, ходил учиться в школу. Я и мой младший брат Володя в теплое время бегали босые, месили ногами глину с кизяком, который сушили на солнце. Этим замазывали хаты из соломы.
Что было самым страшным? Все было страшно. На войне очень страшно. Страшно было всем. Помню, как мама заболела малярией. Она ходила, держась за стенки. Это было тяжело, но помогла ей хозяйка, где мы проживали.
А самое счастливое событие – когда папа вернулся с войны. Это было самой большой радостью в моей жизни, потому что от отца долго не было писем. Мама посылала в розыск, но, получив извещение о смерти отца, не поверила. Нашли отца в госпитале в Семипалатинске, израненного, но, к счастью, выжившего. Сколько было радости, когда он нашелся! Когда отец поправился, то сразу приехал за нами. На фронт его уже не взяли, он был инвалид: полуслепой, изуродованные лицо, руки и ноги.
О Победе узнали в мае, как и все. Радости не было предела. Война закончилась, но для кого-то это был праздник со слезами на глазах. Выжить, перенести все невзгоды нам, детям войны, помогла поддержка родителей.
Горюнова Лариса Васильевна, 05.01.1938 г.р., вспоминает:
Я очень хорошо помню первые дни войны. Стояли с мамой около небольшого заборчика, поскольку, я была маленькой, то не видела, что происходит за ним, но четко слышала только одно: «Немцы, немцы, немцы идут, немцы идут!» Был какой – то сильный грохот, мне казалось, что бегут кони, огромные кони. Все кричали: «Немцы наступают!» Точно не могу сказать, где мы находились в этот момент в Ленинграде.
Это были самые первые дни войны, когда фашисты оказались под городом, в Тосненском районе.
Помню, что везде было много народа и самолеты летали над головой .
В 1943 году мы бежали из Ленинграда, остановились в поселке Ямм.
В поселке Ямм были пристанционные дома. Там жили немцы. У нас была своя компания, нами руководил Сева из Пушкина, мы его так прозвали.
Вся наша компания ходила за ним. Ходили так: сначала шли к немцам, они со второго этажа бросали хлеб, как голубям. Мы кричали: «Дядя, дай броду! Дай броду, дядя!» Они крошили нам хлеб, а мы из всей этой пыли бережно собирали каждую крошку, но не ели! У меня была большая сумка на плече, складывала все туда. Потом мы шли на помойку, в которую выбрасывали пищевые отходы. Выносил отходы повар по имени Отто, у него был белый халат и колпак. Отто приносил помои, мы их разбирали. Отдавал еще бумагу из-под масла или маргарина, которую очень аккуратно рвал на кусочки и делил между нами. Оттуда шли на станцию, там всегда ходили поезда. На этих поездах ездили какие-то военные, они кидали нам вещи, хлеб. Помню, что подобрала шапку. Однажды выбросили тюк сена, и мы усердно волокли его, выменяли на картошку. Всю еду я приносила домой , в семье я была кормильцем.
Позже нам сообщили, что будут расстреливать, и мы убежали в место, которое называлось Трошков ручей. Было много людей, все, помню, сидели возле большого костра. Подошла к нам женщина и сказала: «Что вы тут сидите? Полна горит!» Полна – это деревня, ее, действительно, сожгли немцы.
Очень хорошо помню, когда пришли «наши». Вот это было счастье! Появился хлеб, солдаты давали нам большие куски сахара, такие плотные… Грызешь, аж искры с зубов.
Во время нашего нахождения в поселке Ямм, там жил мальчик, подросток. Думаю, что он был каким-то образом связан с партизанами. Когда он возвращался домой, все время говорил мне: « Я принесу тебе бусы». Я так ждала эти бусы! А потом его повесили немцы, не разрешали снять, он очень долго висел. Я, маленькая девочка, подошла к нему и трясла за ноги, говорила ему: «Что ж ты тут? Мне же бусы обещал!» Вы только представьте, что это такое! Не могу, как будто вчера все было!
После войны был страшный голод. Когда училась в первом классе, давали нам совсем маленький кусочек хлеба, говорили, что в нем были опилки и суп – одна картошка и вода. Ничего больше не было! Помню, что мы, первоклашки, сидели в классе и плакали, держась за животы. Очень они у нас болели.
Мама никогда ничего не рассказывала. Было страшно! Не дай Бог что- то где-то сказать – сажали. Никто ничего не рассказывал. Боялись! Молчали!
Были налоги абсолютно на все! На скотину, ягоды. Однажды моя мама нашла гусенка, принесла его домой. За него не платили. И кто-то настучал налоговому инспектору, маму арестовали. В КПЗ у нее началось кровотечение, отвезли ее на телеге в деревню, выходили ее женщины.
Многое пережили! Не дай Бог никому! У меня очень большая рана в душе, она навсегда. Не могу смотреть военные фильмы, слышать немецкую речь, сразу начинаю плакать.
Война все забрала! Всю жизнь! Не женились, не родили, ничего не успели! Мы, дети войны, не любим это вспоминать, говорить об этом. Это страх! Это боль! Это смерть!»
Егорова Зинаида Фёдоровна жила в деревне Индеево Порховского района Псковской области. Когда началась война, ей было 9 лет. У нее были младшие сестра и брат. Мужчины ушли на фронт, в деревне остались только женщины, старики и дети. Вскоре фашисты начали подходить к их деревне. Жители начали закапывать в землю зерно и другие продукты питания. А сами уходили в лес практически без еды, надеясь, что наступившая война будет недолгой.
В лесу выкопали землянки, жили в них по несколько семей. Было холодно, голодно. Продукты быстро закончились. Моя бабушка с девочкой постарше пробрались в деревню, взяли по два кочана капусты и побежали к лесу. Немцы их заметили и открыли огонь. Прабабушка успела добежать до глубокого оврага и по его дну, согнувшись, побежала в лес. А ее подругу убили. Когда бабушка прибежала к землянке, она не смогла разжать рук, страх парализовал ее. Ей было очень страшно. Так она и держала капусту, пока не успокоилась.
Кушать было нечего. Корову, которую при отходе из села удалось взять в лес, отдали партизанам, так как им приходилось еще хуже, Но они, несмотря на голод, воевали с оккупантами. Все хотели, чтобы война закончилась как можно быстрее. Хотели, чтобы наша армия победила.
Женщины с детьми ели траву, коренья.
При отступлении фашисты сожгли деревню, все продукты в тайниках сгорели. Люди ходили по полям, собирали гнилую картошку и ели ее вместе с кожурой.
Многие подрывались на минах. Один мальчик нашел немецкие часы.Они были заминированы, и мальчишка погиб.
Война принесла много горя людям. У Зины Фёдоровны погиб папа, дядя и дедушка. Ее папа оборонял наш Псков, охранял Ольгинский мост. Воевал в партизанском отряде. Пропал без вести на Псковской земле. А у детей детства не было.
Михайлова Таисия Григорьевна, 37 года рождения, очевидец тех грозных событий. Когда началась война, ей было 3 года. В их семье было трое ребятишек.
18 июля 41 года немецкие войска пришли на земли Пушкинских Гор. Фашисты наступали очень стремительно, поэтому не все желающие смогли эвакуироваться. В то время всё трудоспособное население должно было нести трудовую повинность. В перечень работ, которые должны были выполнять местные жители, входило и строительство сооружений линии «Пантера».
Маленькую Таисию с мамой, братом и младшей сестрой отправили в лагерь в Литву. Поезд ехал очень долго. С постоянными остановками. Еды и питья не было, поэтому многие умирали в вагонах. На одной из остановок немцы кинули в вагоны хлеб. Люди были очень голодные, они накинулись на хлеб. Через некоторое время у всех начались очень сильные боли в животе. Оказалось, что хлеб был с опилками.
В Литве жилось очень тяжело. Хозяйка, к которой их поселили, была очень злая. За малейшую провинность лишала детей и мать еды. И постоянно смеялась над ними. Дети совсем не играли: не было времени. Всё время они помогали матери ухаживать за животными хозяйки. Еда в то время была ужасная. Хозяйка даже не давала маленьким детям молока, говорила, что и воды хватит. В таких условиях они прожили до 44 года.
Страница вторая «Узники концлагерей»
Военнопленные в оккупированном фашистами Пскове появились, как только город стал тыловым районом группы армий «Север» уже в 41 году. Для фашистов целью создания концлагерей для советских военнопленных стало уничтожение, по их мнению, «недочеловеков».
Земский Юрий Григорьевич, родился 37 года в селе Шапки Тосненского района Ленинградской области. Он вспоминает: «Война к нам пришла неожиданно быстро Фашисты уже почувствовали, что русские будет бороться с захватчиками, поэтому они сразу проявили жестокость к мирному населению.
В августе 41 года была арестована наша семья. Нас посадили в тюрьму, которая находилась в Гдовской крепости. Сначала нас бросили в общую женскую камеру, где кроме нас уже находились ещё 8 женщин. Начались допросы, фашистов интересовало подполье и партизаны. Допрашивали мать, старшую сестру и брата… Особенно досталось сестре, над ней издевались, били и пытали, несмотря на то, что ей было всего 9 лет. Галю спросили:
«Отец партизанит?» Она молчала. Тогда её закопали в холодную землю по плечи посередине дороги, только голова с косичками виднелась из земли, и не разрешали никому подходить к ней, хотя она просила воды и плакала от холода и страха. Ее продержали в мерзлой земле 2 часа, потом её откопали и бросили без сознания прямо на улице, умирать…
Подобрали её рабочие, которые убирали территорию, они и принесли её в камеру, где женщины её выхаживали. У неё оказалась сломанной ключица и были многочисленные ушибы по всему телу.
Потом нас перевели в отдельную камеру. Кормили один, иногда два раза в сутки. Давали баланду из листьев свёклы, капусты, мороженой картошки и нескольких крупиц соли. Хлеба на всех – буханку. Внутри весь хлеб в плесени. Разрежет мама, и останутся одни корки. Выручали нас только передачи маминой подруги, которая приносила то, что, насобирает по деревне. Продолжались допросы и издевательства.
Осенью 43 года наша семья была переведена в трудовой лагерь в 6 километрах от города Гдова. В лагере мы были размещены в женском бараке, в котором находилось около 50 женщин с детьми. Работали на хозяйственных работах: доили коров, кормили свиней, выращивали телят, занимались полевыми работами. Мама работала телятницей, сестра мыла посуду в столовой гарнизона, а брат был у коменданта лагеря за гончую собаку. Комендант лагеря любил охоту, а ребята из кустов на него выгоняли лисиц и зайцев. Если он убьёт кого-нибудь, то ребят накормят, а если нет, то они голодные до следующего дня. Брат отморозил ноги и уши, заболел туберкулёзом и умер.
Однажды, в мае месяце приходит сестра с работы и говорит, что приехал на проверку какой-то большой чин. Это произошло после поражения немецко-фашистских войск под Сталинградом. Нужны были солдаты. И немецкое командование стало снимать охрану своих солдат с лагерей и заменять их полицаями и карателями из Эстонии. После проверки лагерь построили и сказали, что семья за отца не отвечает. Разрешили вернуться в Трутнёво, где поселили под охрану. Через месяц, партизанам удалось вывезти нас в большой Тушинский Мох, на остров. Сначала жили в шалаше, а потом мужчины построили нам землянку. Всего на острове было 8-10 землянок. Мужчины, а их было немного, охраняли остров от карателей. Сестра ушла в партизаны, а зимой и нас перевела в партизанский край.
Весной 44 года нас освободила Красная Армия, и мы вернулись домой. Мучения закончились, но боль осталась на всю оставшуюся жизнь…»
Гринчук /Богданова Вера Ивановна – малолетний узник фашистских концлагерей. До войны семья Богдановых жила в деревне Загорье. Когда пришли немцы, все жители ушли в лес, забрав скот и имущество. Потом пришли каратели, арестовали целыми семьями. Молодёжь и подростков отделили и сразу отправили в Германию. Потом всех оставшихся погрузили в теплушки и тоже отправили, никто не знал куда. Было очень холодно, начались болезни, голод, из вагонов не выпускали. Привезли в Германию. Родители думали, что старшего сына потеряли навсегда. Нас распределили в разные места. Моя семья попала в поместье. Заставляли работать на сельхозработах, а маму взяли в служанки в дом. Хозяйка была вечно недовольна, считала, что мешают дети, что они специально вредят. Кормили плохо, но можно было что-нибудь съесть с огорода. Хозяйка била детей, жаловалась на работников властям, и их отправили в лагерь. Там разделили мужчин и женщин с детьми по разным баракам. Семье повезло, что они попали на сырный завод, где отработали до конца войны. Заключённых гоняли на работу строем, из бараков не выпускали, охраняли с собаками. Когда пригнали, лагерь был разделён колючей проволокой, за ней были военнопленные, в основном из Польши. Гражданских кормили, а военнопленных морили голодом. Дети через проволоку пытались подкармливать пленных, за что охранники сильно наказывали. С одеждой было совсем плохо. Надсмотрщики смотрели за дисциплиной и на заводе и в бараках. Били дубинками, если им показалось, что есть нарушение. Голодали все, кто не работал на сырном заводе. Вытерпели всё. Вера родилась в октябре 44 года в больнице при концлагере. Когда объявили конец войне, хозяин просто сказал, что все свободны. Моя семья стала пробираться домой. Добирались целый год. Дома на вокзале встретили старшего сына. Это для мамы было великое счастье».
Вед 2: Страница третья «Блокада»
Жукова Ирина Иосифовна пережила блокаду ребенком, была эвакуирована в Челябинск.
Блокада стала для нее самым тяжелым событием в жизни. Электричества в Ленинграде не было, пользовались коптилками. Почти сразу после начала блокады начались перебои с продуктами. За водой люди ходили на Неву. Уже ближе к реке люди ложились на живот и ползли до воды, чтобы не скатиться в реку. Набирали воду ведром, ведро было небольшое, поэтому воды было мало.
В доме стояла небольшая печка – буржуйка. В ней грели воду и сушили сухари. Получали хлеб по карточкам, затем хлеб делили на всю семью и сушили сухари.
Одежду так же выдавали по карточкам.
По словам Ирины Иосифовной, им выдавали только ткань на одежду. Дальше шили они сами. Одежда было не очень тёплой, но всё же хоть как-то согревала.
Питание было скромное, в наше время на этой еде никто бы не прожил.
Еду выдавали строго по карточкам: рабочие получали лишь до 250 граммов суррогатного хлеба, а служащие, иждивенцы и дети всего 125 граммов! Муки в этом хлебе не было. Его выпекали из мякины, отрубей, целлюлозы. Воды холодной, тем более горячей не было. Электричества не было. Карточки зависели от возраста и от того, какая была у тебя должность. Ирина Иосифовна помогала раненым военным добраться до медпункта, делала быстрые перевязки.
Зимой 41- 42 гг. Ленинград сковала лютая стужа. Не было топлива и электричества. От голода люди умирали прямо на улицах. Трупы долго лежали на улицах. Не было сил, чтобы их похоронить.
Никому не пожелаешь такого детства…»
Елена Шмидт прислала нам воспоминания своей мамы, Шмидт Изабеллы, 1934 года рождения, которая в настоящее время проживает в Нью-Йорке, Манхеттене, США: «К моему сожалению, я плохо помню события минувшей войны. Я была еще слишком маленькой в то время, а сегодня мне уже много лет, и память меня подводит. Но моему брату на начало войны было 12 лет, у него была великолепная память, он очень многое помнил о тех страшных годах, всегда отвечал на все вопросы, связанные с Великой Отечественной войной. Я многое из своего прошлого вижу его глазами. Но родственники меня поддержали: надо сохранить в памяти людей те страшные события, чтобы это не повторилось.
Но некоторые эпизоды я помню очень отчетливо, и эти воспоминания пронесла через всю жизнь. В 1941 году мы жили в Ленинграде. Память все время возвращает к одному страшному моменту. Мы жили недалеко от Витебского и Московского вокзалов на улице Маяковского, д. 18. Немцы пытались разбомбить вокзалы. Несколько молодых ребят пытались оказать содействие фашистам. Они осветили вокзал прожекторами. Возможно, это была диверсия. Я видела, как этих ребят арестовывали. До сих пор помню освещенное прожекторами небо и свою мечту увидеть небо над Ленинградом чистым. Позже Витебский вокзал все же разбомбили.
Я слышала, что завербованные немцами люди сожгли Бабаевские продуктовые склады, где было много продуктов. Возможно, их хватило бы на несколько лет. После этого эпизода в Ленинграде наступил голод. Это самое страшное испытание для людей. Многие мои знакомые умерли в Ленинграде от голода.
Мы жили в коммунальной квартире. Здесь же жила семья Аркадия Финке. Он был офицером, позже погиб на фронте. Я ему очень благодарна, потому что он помог нам достать билет на поезд для эвакуации.
Ехали мы долго. Я помню чайник. До сих пор помню этот чайник. Отец повесил мне его на шею, чтобы не потерять, так как дорога была тяжелой. Только кипяток на вокзалах спасал нас. Я помню, как горели последние вагоны нашего поезда. Эти эпизоды сохранились в моей памяти до сегодняшнего дня.
Мы приехали в Омск. Там жил двоюродный брат отца, который работал на железной дороге. У него был новый деревянный дом на окраине города. Дядя жил с двумя дочерями и сыном. Мы не могли у них остаться, потому что одна из дядиных дочерей, Галя, была больна туберкулезом. Ей было 20-21 год. Она была необыкновенная красавица. Но и здесь, в тылу, питание было плохое. Галя вскоре умерла, а ее жених Володя, замечательный молодой человек, ушел на фронт добровольцем и погиб.
Мы переехали в другой дом, тоже на окраине города. Улицы назывались линией. Поселились в маленькой комнате. Метров 10-12. Там стояли железные односпальные кровати. На таких кроватях жили семьи. Вот и мы: мама, брат и я жили на такой кровати. На другой кровати жила семья из Харькова, работники Харьковского тракторного завода, на третьей – рабочие другого завода (сейчас не помню, какого). Нам повезло – хозяйка не только оставила нас, но и дала нам грядку, на которой мама выращивала помидоры. Я помню: они зеленые дозревали под кроватью. Одеть было нечего. Помню сатиновое синее платье с вышивкой. Оно было не новое, но я считала его самым красивым платьем. Помню, как до войны у меня было фланелевое платье, и я им хвасталась. Мама в Омске работала на заводе, ей приходилось таскать тяжелое. Этим надорвала свое здоровье. Мы видели ее мало, она все время работала, уставала от тяжелой войны. А после войны она постоянно болела… Трудное это было время, очень трудное.
После войны очень хотела приехать в Омск, посетить школу, в которой училась, хозяев, у которых мы жили… Так и не удалось.
Мы вернулись в Ленинград в марте 1944 года. Город был пустой. На улицах не было людей. Нам повезло. Передняя часть фасада с улицы Маяковского была разрушена, а дворовая часть сохранилась. Сохранилась и наша очень маленькая комната. Там был даже телефон. Мой брат учился, посещал Дом пионеров, а я ходила в 194 школу. Эта школа работала всю войну. У одноклассников отцы, в основном, погибли, лишь у некоторых были на фронте. Я почему-то очень стеснялась, что у меня жив отец. Было стыдно, потому что большинство детей были сиротами.
Мы узнали, что мои бабушка и дедушка с маминой стороны умерли в блокаду. Умерли от голода и кровавого поноса. Они были еще очень молодые, но так сложилась судьба. Дедушку звали Слоущ Наум. Похоронены на Пискаревском кладбище.
Один сын Наума был Борис Слоущ. Он до войны окончил Ленинградский политехнический институт, работал на Кировском заводе. Эвакуировался вместе с заводом в Челябинск. Работал на Челябинском танковом заводе, был конструктором. Был холост (женился в 70-е годы), поэтому у него была возможность помогать нам. Во время войны он присылал нам деньги. И после войны помогал нам: покупал одежду и все необходимое. Приезжал к нам редко. Я думаю, таких людей очень мало, он просто ангел. Мы жили трудно. Отец после войны работал в реставрационных мастерских, зарабатывал мало, мама болела. Когда дядя Боря приезжал в Ленинград, он много рассказывал про войну. Я запомнила лишь, что он много работал в это время и очень мало спал, фронту были нужны танки.
Второй мамин брат – Исаак Слоущ погиб в 26 лет под городом Калинин. Я помню его очень хорошо. Он работал слесарем, учился в институте. У меня не было игрушек совсем. Он купил одну игрушку, а я хотела куклу. Исаак обещал купить, но не успел. Ушел на фронт, был дважды ранен. Потом погиб. До сих пор я помню моего Исаака.
У нас до войны была очень большая семья. Война не обошла никого. Наш родственник Керштейн Янкель жил в Минске. Ему было около 80 лет. У него была шорная мастерская. Янкель физически был очень здоров. До войны содержал ночлежку для бездомных. Когда в Минск пришли немцы, они бросили Янкеля в яму. А вместе с ним еще 20 человек. Остальные мои родственники бежали из Минска на лошадях, в том числе и мой брат Владимир, тети, дяди, двоюродные братья. Они ушли в партизаны. Их фамилия Сульские. Их выдали однажды ночью. Они были сильные, красивые, молодые… Их отец воевал на фронте, был награжден.
Отец моего мужа, который в годы войны тоже был ребенком, Иосиф Александрович Шмидт (1903-1944) был капитаном, командиром батальона. Еще в финскую войну ушел добровольцем. Оставил троих детей. Если мы жили трудно, то семья моего будущего мужа просто голодала. Меняли одежду на бутерброды, да и менять-то особенно было нечего. Мать работала очень много, но концы с концами свести не могла. Тогда она продала комнату, в которой они жили. Это было целое состояние. Но в этой семье многие умерли с голоду, бабушка и дедушка в том числе. То есть по его рассказам я поняла, что кому-то было гораздо хуже, чем нам.
Я помню день, когда объявили победу. На Дворцовой площади было очень много народа, меня чуть не раздавила толпа, прижала к стене. Моя мечта о чистом небе над Ленинградом сбылась. До сих пор четко помню этот победный салют»
Васильева Ирина Ивановна, заслуженный учитель РФ, рассказывает: «Мои воспоминания о войне, наверное, не самые горькие. Я родилась в Ленинграде. Когда началась война, мне было всего два года. Моя семья одной из первых была эвакуирована из города. Все понимали опасность, грозившую Ленинграду и его жителям. Нас эвакуировали за Урал, я не могу назвать точно место, где мы жили (кстати, об этом говорят многие эвакуированные, но ответа на вопрос «почему» – нет). Самым счастливым днем стал день, когда отец приехал с фронта. Это был мой день рождения. О матери не помню в этот период. Даже не знаю, почему. Наверное, она много работала…»
Вед.2: Страница четвертая «Далеко за линией фронта»
Валентин Яковлевич Курбатов, 39 года рождения, известный литературный критик, писатель поведал о своем о военном детстве: «К сожалению, я мало помню войну. Разве постоянный голод и сейчас памятный
вкус лепешки из лебеды и супа из крапивы. Да еще и желудей, которые по осени спасали нас.
Отец в начале войны был призван в трудовую армию на Урал.
Мать осталась со мной и старшим братом и устроилась путевым обходчиком на железной дороге в паре километров от нашей деревни, где мы жили с дедушкой в землянке. Землянка была бывшим погребом, где летом хранили продукты. У дедушки было тринадцать детей, и его «раскулачили», выполняя план по «кулакам», отняли дом, но, чувствуя несправедливость, не выселили из деревни.
И дедушка чуть расширил погреб, поставил там печь, вставил малое оконце и жил трудом и молитвой. Я и читать выучился по его Псалтыри.
А днём бегал к маме и встречал с нею поезда, идущие на фронт.
Наверно, был год сорок второй – сорок третий. Солдат везли в товарных вагонах, в которых в мирное время возили скот.
Двери вагонов были открыты, и бойцы, глядя на мелькающие перед их глазами деревни и села, прощались с мирной жизнью.
Мама встречала состав, как и сейчас встречают поезда обитатели будок на полустанках, разрешающим желтым флажком.
А я, четырехлетний мальчишка, стоял рядом с ней со строгим лицом обходчика и держал в руках, как она флажок, обломок стебля подсолнуха. Солдаты бросали мне из вагонов гильзы, звездочки, а то и кусочек сахару.
Эх, если бы я сохранил тогда эти дары, то это, наверное, была бы самая печальная и светлая память о войне.
Вед 2: Страница пятая «Победа»
«Детство мое было тяжелое и страшное,- вспоминает Залевская Антонина Филимоновна, уроженка села Сосновка Хмельницкой области (Украина).-
Родилась я 24 октября 1934 года. Когда мне исполнилось всего три месяца отроду, умер мой отец. Мать осталась без кормильца с шестью детьми на руках. В нашей семье было три брата и три сестры, я была самой младшей.
Тяжелые были предвоенные и военные годы: голод, холод, нужда – выживали, как могли. Жили мы в хате-мазанке с большой печью посередине. Помню, зимой мы грелись на печи, а на улицу выходили по очереди, так как в доме были только одни валенки на всех детей. Большинство окон в доме были закрыты мешками с соломой, стекло в те времена для бедной семьи было недоступно. Летом все дети тяжело работали, чтобы прокормиться и сделать мало-мальски запасы на зиму: старшие дети работали на сезонных работах в колхозе, младшие – пасли свиней и коров в деревне по найму.
Первые военные годы были особенно тяжелые для нашей семьи. На фронт ушли наши кормильцы – самые старшие братья Вася и Коля. Брат Миша и сестры Аня и Лида были подростками, и мама постоянно их прятала от полицаев, уходила с ними в лес, когда массово отправляли людей на работы в Германию.
Военные события особенно мне запомнились. Когда начиналась бомбежка, мы все убегали к соседке Лапчук Дарье. Дом ее был в низинке, и мы прятались у нее в подвале. Было такое ощущение, что пули беспрерывно свистели в воздухе, ревели орудия, взрывались снаряды. Все дети плакали, мамы и бабушки молились. После того, как заканчивалась бомбежка и больше не было слышно свиста пуль и взрывов, мы потихоньку выходили из подвала и возвращались домой.
Наш дом стоял на пригорке, поэтому после каждой очередной бомбежки мы со страхом и надеждой возвращались домой. Как сейчас помню, мы с сестрой Лидой вбежали во двор: ни одного стекла в окнах нашей хаты нет, во дворе воронки от взрывов. С дверей дома сорван замок – значит, немцы хозяйничали в доме. Зашли в дом, там все разбросано и перевернуто, видимо, немцы искали что-нибудь поесть. Кадушка с небольшими запасами зерна опрокинута, остатки зерна доедал горбатый поросенок, которого немцы выпустили из хлева. Мы с сестрой заплакали, так как понимали, что есть уже будет нечего, изредка мама пекла нам лепешки из этого зерна. Мама зашла в дом, обняла нас всех, горько заплакала и сказала: «Слава Богу, все целы. Надо жить!»
Освобождение нашей деревни происходило ранней весной 1944 года. Все были радостные, войска пошли в наступление, значит, скоро будет победа.
Как сейчас помню, кое-где в оврагах еще лежал снег, поля и огороды уже чернели, ждали посевных весенних работ. В один из дней этой весны шел серьезный бой недалеко от нашего дома. После тяжелого сражения возле рва нашего огорода мы обнаружили пять убитых немцев. На следующее утро тела этих немцев лежали только в нижнем белье, кто-то ночью их раздел, снял шинели, брюки, рубашки и сапоги. Потом выяснилось, что это сделал односельчанин Маспан Данила. У него была большая семья, жили они очень бедно, поэтому он снял одежду и обувь с убитых, чтобы как-то одеть своих детей.
Конечно, все советские люди ненавидели немцев! Каждая семья натерпелась столько страданий и пережила, столько горя за военные годы, но никогда не теряла чувство достоинства и человечности. Некоторые односельчане поддержали Маспана Данилу и одобрили его действия, большинство – осудили. Председатель колхоза приказал Даниле похоронить тела убитых немцев, и он все сделал, как ему велели.
Мы дождались победы. Вернулись с войны братья Вася и Коля инвалидами с множественными ранениями, но мы были счастливы видеть их живыми. Началось трудное послевоенное время…
Мне в этом году исполняется 85 лет! Вспоминая тяжелые военные годы, понимаю, какая сильная воля была у людей, через какие испытания прошел наш народ. Современные молодые люди только из книг или по рассказам ветеранов войны, детей войны узнают об этом тяжелом военном периоде. Об этом необходимо больше рассказывать и писать, чтобы в памяти многих поколений сохранить подвиг советского народа в Великой Отечественной войне.
Для Ивана Егоровича Калинина День Победы стал – «праздником со слезами на глазах»:
« Время шло, а от отца не было никакой весточки. Медленно, очень медленно пришел и май 1945 года…
День Победы…
Село гудит то радостью возвращающихся с войны солдат, то оглашается плачем и стоном тех, кто получил «похоронки».
Только мы живем в полном неведении.
Я каждый день бегаю на «большак» – так называли у нас проходящую транзитную большую дорогу – встречать машины с фронтовиками.
Вот и на этот раз остановилась машина. Спрыгнули солдаты. Мы дарим полевые цветы. Один солдат берет и поднимает меня на руки. Я был без памяти от счастья. Хотелось закричать: «Папа!» Но я сдержался. Он, наверное, понял все. Поставил меня на землю и протянул кусочек сахара. А на прощание как-то по-доброму проговорил: «Держись, малец!»
Я держался, хотя внутри меня все клокотало.. . с зажатым в кулачке сахаром я побежал домой и там разрыдался…
А тот кусочек сахара и того солдата я помню всю жизнь…»
Васина Галина Григорьевна родилась в Твери, в 1940 году. Когда началась война, ей был 1 год, поэтому помнит она немного и рассказывает то, что запомнилось больше всего.
Осенью 1941 года эвакуировали жителей Тверь. Галина Григорьевна с мамой и бабушкой должны были уехать на предпоследнем эшелоне. Её мама не смогла с ней залезть в эшелон, с ребенком на руках это было невозможно. Молодой офицер помог залезть через форточку в последний эшелон.
Предпоследний эшелон, на котором они должны были ехать, разбомбили, живых совсем не осталось. Поэтому отец Галины Григорьевны, который в это время был на войне, думал, что они все погибли. Галина Григорьевна, а она была еще совсем маленьким ребенком, заболела, у неё расстроился желудок. Её мать с бабушкой решили выйти в деревне, мимо которой они ехали. Их подвезли до этой деревни на лошади. Люди там приняли их, дали кровать, потом мать устроилась работать.
Потом отца перевели в Псковскую область. В 1946 году они приехали в Псков.
Практически всё было разрушено, только церкви уцелели.
Галина Григорьевна жила на улице Крестьянской (Льва Толстого).
Во всём дворе отец был только у неё. В школе, в классе из 40 человек только у 7-8 были живы отцы. В доме, в котором они жили, во время войны был немецкий штаб. А напротив – построенный немцами бункер. Для Галины Григорьевны и её друзей это была главная площадка, место, где можно играть. Они скидывали друг друга с этого бункера, баловались. Других игр не было. Не было игрушек, мячей, ничего для детей не было.
Поскольку это был штаб, им было очень интересно. Всегда хотели попасть в подвал.
После войны люди были очень сплочены. В том доме жило много людей. Никто никогда не закрывал двери, все друг друга знали. Когда были праздники, все выходили во двор и вместе отмечали.
Галина Григорьевна не помнит голода, потому что у них было много кроликов, кур, свиньи и потому что у нее был жив отец. А у подруги была очень бедная семья, их отец погиб. Они на протяжении нескольких лет сушили сухари, настолько боялись голода, который пережил Псков.
Как Галина Григорьевна впервые увидела немца? Один раз, её бабушка привела в дом человека в серой шинели. Она привела его на кухню, посадила на стул и дала миску с супом. Он из сапога достает ложку. Это был пленный немец, он не знал ни одного русского слова, только кивал головой в знак благодарности. Бабушка начала кормить его каждый день. Так Галина Григорьевна в первый раз увидела немца.
Один раз Галина Григорьевна гуляла со своими друзьями. Вдруг они услышали духовой оркестр. Прибежали, смотрят – людей полно. Когда оркестр приблизился, все увидели, что сзади шла толпа. Это был строй
солдат, все в немецкой форме и с губными гармошками. Такие радостные идут, это их отправка домой. Рядом стояли наши люди, сжав кулаки, молча. Годы идут, а Галина Григорьевна все слышит эти мелодии губных гармошек».
Вед 2: Мы думаем, у нашей книги будет продолжение. Обязательно будет. Истории «детей войны» – это история нашей страны.
И пусть вы были маленькие очень,
Вы тоже победили в той войне.
Тамара Гвердцители . «Дети войны»