Литературно-музыкальная композиция “Сердца моего боль”

автор: Бусель Елена Николаевна

учитель русского языка и литературы высшей категории МАОУ “Школа с углублённым изучением отдельных предметов № 183 им. Р. Алексеева” г. Н.Новгорода

Литературно-музыкальная композиция “Сердца моего боль”

АННОТАЦИЯ

к литературно-музыкальной композиции

«Сердца моего боль»

«Сердца моего боль» – так мы назвали литературно-музыкальную композицию, посвящённую Дню Победы. Война уже стала историей. Но так ли это? В нас пульсируют токи крови тех людей, что жили в военное лихолетье. Боль ими пережитого так сильна, что пронзает и наши сердца. И это тот случай, когда сердечная боль во благо. Она говорит о живой нашей душе, о непрерывной связи поколений, о памяти, которая всегда с нами, если мы народ.

Переплетение героических, драматических и лирических мотивов придаёт спектаклю особое, пронзительное, щемящее душу звучание. Литературно-музыкальная композиция «Сердца моего боль» не столько о войне, сколько против неё. Средствами искусства мы говорим в этом спектакле о ценности человеческой жизни, о том, как же не вяжется это – жизнерадостный шумный мальчик, первая любовь – и смерть, мы говорим о Родине, любви, памяти, о человеческом в человеке. Главным положительным результатом работы над спектаклем стало то, что ребята сумели остро ощутить трагедию поколения, почти детьми, шагнувшими в войну и с неё не вернувшимися. 

Такое взаимодействие с ребятами меняет качество образовательного процесса, направляет его в духовное русло. Нет ни лозунгов, ни назидательности. Но есть слово живое, способное разбудить разум и душу.

 

Литературно-музыкальная композиция, посвящённая Дню Победы                                                                  «Сердца моего боль»

 

В композиции использованы стихи Р. Рождественского, Ю. Друниной ,

Е. Ширман , И. Эренбурга, Н. Когана, Е. Евтушенко, фрагменты из повести

В. Астафьева «Пастух и пастушка», рассказа В. Богомолова «Сердца моего боль»,

пьесы А. Мишутина «Ноктюрн 43 года»

 

Автор разработки

учитель русского языка и  литературы высшей категории

 МАОУ « Школа с УИОП № 183им. Р. Алексеева»

Бусель Елена Николаевна

Нижний Новгород, 2020 г.

Литературно-музыкальная композиция

«Сердца моего боль»

Звучит музыкальная композиция

из кинофильма «Матрица» «Rob d clubded to death».

– Всё, как было когда-то, в минувшем столетье,

в старинном романе, 

в Коране и в Ветхом завете.

– Отчего ж это чувство такое, что всё по-другому,

Что всё изменилось на свете?

– Всё, как было когда-то, как будет на свете 

и ныне и присно.

Просто всё это прежде когда-то случалось не с нами, 

а с ними, а теперь это с нами, теперь это с нами самими.

– А теперь мы и сами уже перед Господом Богом стоим,

неприкрыты и голы,

и звучат непрерывно – теперь уже в первом лице –

роковые глаголы.

(Песня     В. Высоцкого «Прерванный полёт»)

Кто-то высмотрел плод, что неспел, – 

Потрусили за ствол – он упал…

Вот вам песня о том, кто не спел

И что голос имел – не узнал.

Может, были с судьбой нелады

И со случаем плохи дела,

А тугая струна на лады

С незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты до,

Но не допел её, не до…

А он шутил – недошутил,

А он спешил – недоспешил, – 

Осталось недорешено

Всё то, что он недорешил.

Он знать хотел всё от и до,

Но не добрался он, не до…

Ни до догадки, ни до дна,

Не докопался до глубин

И ту, которая одна, – 

Не полюбил.

…Вот и всё!

А ограда стояла.

Тяжки копья чугунной ограды.

Было утро дождя и металла,

Было смутное утро утраты.

Звучит «реквием» Моцарта (композиция «Лакриллуза»)

-И когда я уйду от вас в некий день,

В некий день уйду от вас, в некий год,

Здесь останется лёгкая моя тень,

Тень моих надежд и невзгод.

– Полоса, бегущая за кормой,

Очертанье, облик неясный мой.

-Лишь, когда последний из вас уйдёт, 

Навсегда оставив свой путь земной,

Моя тень померкнет, на нет сойдёт,

И пойдёт за мной, и пойдёт за мной,

Чтобы там исчезнуть среди корней,

Чтоб растаять дымкою голубой,

Ибо мир предметов и мир теней,

Всё же тесно связаны между собой.

Так живите долго, мои друзья.

Исповать вам, милые. В добрый час.

И да будет тень моя среди вас.

И да будет жизнь моя среди вас.

(песня «Уходят близкие» муз. Александра Маршала, стихи Клеменкова)

Тучи, на город накинулись,

Осень включила  часы.

Время назад отодвинулось.

Став на пороге зимы.

Зарево солнцем отметится,

Ветер  хотел – прошумел.

Души когда-нибудь встретятся.

Освободившись от тел.

Припев: 

Уходят близкие, уходят навсегда

И не хотят, чтобы кому-то было больно

А осень будит сильным ветром города,

Чтоб этой ночью было людям неспокойно.

 

Выйду на тёмную улицу,

Голову ночь охладит.

Всё, что не нужно забудется

Всё то, что тлеет – сгорит.

Звёзды, как свечи, растаяли,

В куполе светит луна

Память мы в сердце оставили,

Пусть сохранится она.

Танцевальная композиция «Цветок жизни»

 

Глотая эпоху, и ею давясь

Но так, чтоб ни разу не вырвало,

Я знаю не меньше, чем пыль и грязь

И больше всех воронов мира.

Но горькая мысль отняла у меня

Остатки зазнайства былого – 

Отстали поступки мои от ума.

Отстало от опыта слово.

В час осенний, сквозь лес опавший,

В нас влетают, как семена,

Чьи-то судьбы и имена.

В нас вторгаются чьи-то тени.

Этот вечер кончится. И я уже не школьница.

Все учебники оставила, детский стол в чулан поставила.

Сжечь надумала дневник. Подумала – оставила.

Стала взрослой девицей, как же это делается.

Платье школьное оставила, покороче сшить заставила.

Срезать косы захотела, подумала, оставила.

Песня на стихи Б. Окуджавы из кинофильма «Звезда пленительного счастья»

Напрасно милые забавы

Продлить пытаетесь, смеясь.

Не раздобыть надёжной славы,

Покуда кровь не пролилась.

И как не светел мир подлунный,

Лежит тревога на челе

Не обещайте деве юной Любови вечной на земле…

Я сегодня весь вечер буду.

Задыхаясь в табачном дыме.

Мучиться мыслями о каких-то людях,

Умерших совсем молодыми,

Которые на земле или ночью

Неожиданно и неумело,

Умирали, не дописав последних строчек,

Не долюбив, не досказав, не доделав.

(2-ой куплет песни «Всадник» или «Ежик резиновый»)

Мяли танки спелые хлеба,

И горела, как свеча изба;

Жгли деревни – не забыть вовек

Визга умирающих телег,

Как лежала девочка без ног,

Как не стало на земле дорог 

(девочки поют)

Ах, война, что ты сделала, подлая,

Стали тихими наши дворы

Наши мальчики головы подняли,

Повзрослели они до поры.

На дороге едва помаячили,

И ушли за солдатом солдат.

До свидания, мальчики, мальчики,

Постарайтесь вернуться назад.

Сороковые, роковые, 

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные и перестуки эшелонные.

Сороковые, роковые.

Свинцовые, пороховые…

Война гуляет по России.

А мы такие молодые. 

(Юноши поют)

Вы слышите, грохочут сапоги,

И птицы ошалелые летят,

И женщины глядят из-под руки.

Вы поняли, куда они глядят.

(девушки)

Вы не прячьтесь, вы будьте высокими.

Не жалейте ни пуль, ни гранат,

И себя не щадите вы, и всё-таки

Постарайтесь вернуться назад.

(Юноши)

Вы слышите, грохочет барабан.

Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней.

Уходит взвод в туман, в туман, в туман,

И прошлое ясней, ясней, ясней. 

(Вместе)

А мы рукой на прошлое враньё.

А мы с надеждой в будущее вслед.

А по полям жиреет вороньё.

А по пятам война грохочет вслед.

Инструментальная пьеса. Син Динг «Шелест весны» (звучит тихо).

…Париж, снег, холодный январский вечер, кошмар жизни и смерти. Война. Вот уже 4 года, как она вторглась сюда. В каждом юноше лет 18 есть частица души Гамлета. Не требуйте от него понимания войны. Ему и без того трудно оправдать жизнь. Как нуждается он в покое и сосредоточенности в эту смутную, апрельскую пору созревания души! Но его бросают в самую гущу грубой человеческой толпы, где он, ничего не понимая, должен приобщиться к её безумствам и ненависти, и всё ещё ничего не понимая, расплачиваться за них.

– Пьер! Вспомни Париж, снег, холодный январский вечер, 

Кошмар жизни и смерти – война. 

– А, Люс?

– Ты ещё не встретил её. Всё ещё предстоит. Это самое начало.

– А весенний дождик всё смывает,

Облегчает, очищает душу,

Обещает радужное что-то,

Что-то неизвестное сулит,

Что-то позабывшееся будит,

Что-то будет,

Что-то ещё будет,

Что-то здесь ещё произойдёт. (музыка усиливается)

– Как Вас зовут?

– Люс.

-Какое красивое имя, светлое, как этот денек!

– А Ваще?

– Пьер. Самое обыкновенное.

-Очень хорошее имя. У Вас такие ясные, честные глаза.

– А я думал, для чего обогащать себя, если всё придётся потерять? Чтобы видеть смысл в какой-нибудь деятельности или науке, нужно видеть смысл в самой жизни. Ни усилия ума, ни мольбы сердца не помогли мне обрести этот смысл. И вот он появился сам собой. Жизнь приобрела смысл.

Мало времени, чтобы мельтешить.

Перелётные- стонем пронзительно.

Я пролётом в тебе, моя жизнь,

Мы транзитны.

Мы мгновенны, мы после поймём,

Если в жизни есть важное что-то, 

Это наше мгновенье вдвоём.

Остальное – пролётно.

(звучит «Аве Мария» Шуберт)

А моя мама вышивала старинные замки,

Нелепые замки в диковинных пышных лесах,

Там свет стеариновый трогал пушистые залы,

И чуткая лань удивленье носила в глазах,

И голос серебряный сонной листвою процежен,

До полночи плакал в высоком и узком окне,

И в замке жила, словно белая астра, принцесса,

Которую мама пророчила в будущем мне.

(Звучит «Лакремуза»)

– Милая, ты никогда ничего обо мне не узнаешь:

Я в Саласпилсе, которого после не будет, 

Так же не будет, как нашего сына не будет,

Так же не будет, как дочери нашей не будет.

-Вечером после работы нас загоняют в бараки.

Падает рядом со мною мой друг, обессиленный Янис.

Нары померзли и стены подёрнуты инеем,

Двери и пол заросли ледяною коростою.

Милая! Ты никогда ничего обо мне не узнаешь,

Нет у меня ни клочочка бумаги, ни даже гвоздя.

Чтоб письмо на стене нацарапать.

Вечером, после работы,

Когда засыпают скелеты, ты не сердись, мы, действительно, больше не люди,

Мы просто скелеты, я вспоминаю тебя.

И пишу тебе письма.

Письма, которых никто никогда не услышит.

Дай приблизиться мне к пониманию прочности мира,

К утверждению жизни, во всех проявленьях её,

Дай понять на прощанье значение шепота «милый»

Дай принять за реальность хотя бы виденье твоё.

(Пьер и Люс)

– О, Пьер! Что мы такое, чего от нас хотят? Чего хотим мы сами? Что твориться в нас? Эта пушка, птица, война, любовь. Эти руки, это тепло, глаза. Где я? И что такое я сама?

-Люс, что с тобой? Ты чем-то расстроена?

– Бывают минуты, когда ты стыдишься, что ты человек. Почему всё в природе так прекрасно? И только люди так убоги, ничтожны, уродливы! Ты плохо приспособлен к тому, чтобы убивать и калечить людей на войне. А я к тому, чтобы потом зашивать их, как несчастных лошадей. Мы хотим только одного – жить для любви.

Звучит Вивальди «Зима» (adagio)

– Несчастные – все, кто не мы с тобой. Ты не знаешь цену того, что мне дала. Подарить своё сердце любимому – это, значит, поднять глаза к свету.

-А может, милый друг, мы впрямь сентиментальны?

И душу удалят, как вредные миндалины

Ужели и хорей, серебряный флейтист,

Погибнет, как форель погибла у плотин?

– В детском бараке пятые сутки плачут голодные дети.

Уже не кричат,

Только плачут!

Тихо! Чуть слышно, едва различимо,

Кошмарно.

-В детском бараке пятые сутки плачут голодные дети.

Но к ним никого не пускают

Заперли их и не кормят, и больше не будут кормить.

Янис лежит напряжённый,

Лицо у него заострилось,

Волосы то ли сквозняк шевелит, то ли ужас.

В детском бараке пятые сутки плачут голодные дети.

В тех, кто рвётся к бараку – стреляют.

 

Утром сегодня подругу убили твою,

Помнишь, такая с кудряшками милыми, Рута.

Кто-то из девочек крикнул пронзительно: «Мама!» 

(звучит «Аве Мария»)

Была у реки ива.

У ивы гибкие ветви

У веток зелёные листья.

Листья любили речку

Листья любили иву

И обещали веткам не расставаться с ними.

Неужели у тех, кто вешает,

Есть матери, которые их любят?

Неужели у тех, кто расстреливает,

Есть женщины, которые их ждут?

Неужели вот этот, стоящий сейчас с автоматом,

Некогда в небо подбрасывал тёплый комочек-дочку или сына?

Господи! Неужели природа настолько глупа,

Чтобы дать им способность к зачатию?

А мама моя вышивала старинные замки,

Нелепые замки..

-Что же мы делаем, милая?

Если б ты знала.

Носим по кругу огромные камни.

Носим без цели,

А впрочем, ну как же без цели.

Носим во имя того, чтоб скорее подохнуть.

Это у них называется крупно – работа.

Это у нас называется смерть.

-Носим свою смерть, носим во имя того, чтобы выжить,

Но это почти невозможно.

Греческий мир для меня превратился в реальность

Скрипки возникли. Заплакали «Аве Мария».

Трубы органа, как бомбы вонзаются в землю.

«Аве Мария» – размытые контуры счастья

«Аве Мария» – песок золотой на лодыжках,

«Аве Мария» – с тех пор миновали столетья.

– В ту же секунду мощная колонна, к которой они прислонились, пошатнулась. И вся церковь сотряслась до самого основания.

-сердце Люс бешено колотилось, оно заглушало грохот взрыва и вопли толпы, и она бросилась, чтобы прикрыть своим телом Пьера, а Пьер с закрытыми глазами, всё ещё ничего не понимал, улыбался от счастья. Она прижалась к нему, касаясь губами его затылка, оба стали совсем маленькими. И мощная колонна, рухнув, погребла их.

Песня куплет «Мой милый. Если б не было войны» муз. М. Минкова, сл. И. Шеферана.

– Что такое бессмертие?

Стебель травы из удобренной фосфором почвы.

Что такое бессмертие?

Память людей?

И не только родных или близких по крови и духу,

Но даже врагов?

Что такое бессмертие?

Счастье? Страдание? Подвиг?

– Возле барака у нас ежедневно висит мертвец.

Нынче висит Янис.

Завтра, быть может, буду висеть я?

-Но, Господи. Как он тяжёл этот камень.

Милая, кажется, я не дойду, не сумею.

Прости меня, не обижайся.

Сколько я мог, я носил этот проклятый камень.

– А мама моя вышивала старинные замки.

(Девочки поют «Мой милый, если б не было войны!»)

-Я живу для того, чтобы вырастить деревце детства,

Для того, чтобы выстроить светлое здание веры,

Для того, чтобы вычеркнуть вечное «но» недоверий,

Для того, чтобы разум, как солнце сиял над землёй.

-Неужто бомба дьявольская сдуру

Убьёт в нас Беатриче и Лауру?

И пушкинская искорка во мне

Погибнет в страшной будущей войне?

-О человек, не жди проклятых сроков,

Когда с твоей кровью, навсегда

Мильоны нерасслышанных пророков

Уйдут сквозь раны в землю навсегда.

Но и земли не будет…

(Звучит музыка из кинофильма «Матрица» танцевальная композиция «propellerheads spybreak»)

Звучит Гаврилин «Вечерняя музыка» (симфония – детство «Перезвоны» по мотивам Шукшина).

– И брела она по тихому полю непаханому, нехоженому, косы не знавшему. В сандалии её сыпались семена трав, колючки цеплялись за пальто старомодного покроя, отделанного сереньким мехом на рукавах. В глазах её стояли слёзы, и оттого всё плыло перед нею, качалось, как в море, и где начиналось небо, где кончалось море – она не различала. Дышать ей становилось всё труднее, будто поднималась она по бесконечной шаткой лестнице. Она отыскала могилу и опустилась перед ней на колени.

– Как долго я тебя искала!

Она развязала платок, прижалась лицом к могиле.

– Почему ты лежишь один посреди России?

И больше ни о чём не расспрашивала.

Думала. Вспоминала. 

(Второй план поёт 1 куплет «Надежда»)

– Я, как блиндаж партизанский, травою пророс.

Но, оглянувшись, очень отчётливо вижу:

Падают мальчики, запнувшись за мину, как за порог,

Наткнувшись на очередь, будто на ленточку финиша.

Падают мальчики, руки раскинув просторно,

На чернозем, от безделья и крови жирный.

Падают мальчики, на мягких ладонях которых-

Такие прекрасные.

Такие длинные линии жизни.

(Второй план поют куплет «Надежда» Б. Окуджава)

  1. Надежда, я вернусь тогда,

Когда трубач отбой сыграет,

Когда трубу к губам приблизит

И острый локоть отведёт.

Надежда, я останусь цел –

Не для меня земля сырая.

А для меня твои дороги

И добрый мир твоих забот.

  1. Ищите девочку – надежду,

Как будто каплю неба в сите.

Ищите где-то на перроне, 

У пропасти и у костра

Убейте ведьму – безнадёжность.

Надежду всё-таки спасите.

Ведь как сказал когда-то Пушкин:

«Надежда – верная сестра!»

ЛЮСЯ: Ты знаешь, я всю жизнь, с семи лет, может даже раньше, любила только худенького лупоглазенького мальчика и всю жизнь ждала его. И вот он пришёл! 

КОСТЯЕВ (взахлёб): И я! Из всех, когда- либо слышанных имён, помню лишь одно, какое-то цветочное, какое-то китайское или японское – Люся. Мальчишкой, да что там мальчишкой, совсем клопом, с семи лет, точно с семи, слышал я это имя и видел, точно видел много-много раз Люсю во сне и называл её своей милой.

ЛЮСЯ: Повтори ещё, повтори!

Костяев: Милая! Милая!

ЛЮСЯ: Господи! Умереть бы сейчас! (Борис замирает, отстраняется)

ЛЮСЯ: Что с тобой? Ты …смерти боишься? 

Костяев: На смерть, как на солнце, во все глаза не поглядишь…Беда не в этом. Страшнее привыкнуть к смерти, примириться с нею. Страшно, когда слово «смерть» делается обиходным, как слова: есть, пить, спать, любить.

Люся: Прости. Я забыла про войну. Расскажи лучше о себе.

(Звучит Гершвин «Рапсодия в блюзовых тонах»)

КОСТЯЕВ: Ты знаешь, когда я был маленький, мы ездили с мамой в Москву. Помню я только старый дом на Арбате и старую тётушку. Ещё помню театр с колоннами и музыку. Знаешь, музыка была сиреневая… Я почему-то услышал сейчас ту музыку, и как танцевали двое – он и она, пастух и пастушка – вспомнил. Они любили друг друга. В доверчивости они были беззащитны. Беззащитные не доступны злу – казалось мне прежде… И ты, знаешь, с тех пор я начал чего-то ждать. Ты слышишь?

(звучит «сиреневая музыка»)

ЛЮСЯ: Мы рождены друг для друга, как писалось в старинных романах! Я слышу твою музыку. Я слышу тебя. 

(Музыка звучит громко; затем резко обрывается)

(танцуют)

ВТОРОЙ ПЛАН

-Разве можно, взъерошенной, мне истлеть?

Неуемное тело бревном уложить?

Если все мои двадцать корявых лет,

Как густые деревья, гудят – жить!

(Звучит Гершвин «Рапсодия в блюзовых тонах»)

КОСТЯЕВ: Вот война кончится. Приеду я за тобою. Возьму на руки и понесу на станцию. Сколько до неё километров? Три? Все три тысячи шагов на глазах у всего честного народа. Понимаешь! И не устану!

ЛЮСЯ: Нет, не так! Я сама примчусь на вокзал. Нарву большой букет роз. Белых-белых! Надену новое платье! Белое-белое. Будет музыка! Будет много цветов! Будет много народу. Будут все счастливы! (прервалась)

Нет! Ничего этого не будет. Возьми ты меня с собой, товарищ командир! Возьми! Я перевязывать научусь! Буду лечить! Воюют ведь женщины. (плачет)

КОСТЯЕВ: Да, воюют. Не смогли обойтись без женщин. Славим их за это. И не конфузимся. А надо бы… 

(Песня «Синий платочек» Э. Галицкий, Г. Максимов)

Девочки танцуют

Синенький, скромный платочек

Падал с опущенных плеч.

Ты говорила, что не забудешь

Милых и радостных встреч.

Порой ночной

Мы расставались с  тобой

Нет прежних ночек!

Где ты, платочек,

Милый, желанный, родной?

(замирают)

Разве можно, взъерошенной мне истлеть?

Если каждая прядь на моей голове

К солнцу по-своему тянется,

Если каждая жила бежит по руке

Неповторимым танцем. 

(звучит Бетховен «Творение Прометея»)

-Как разглядеть за днями след нечёткий?

Хочу приблизить к сердцу этот след…

На батарее были сплошь – девчонки,

А старшей было восемнадцать лет.

Лихая чёлка над прищуром хитрым,

Бравурное презрение к войне…

В то утро танки вышли прямо к Химкам

Те самые

С крестами на броне…

И старшая, – действительно, старея.

Как от кошмара заслонясь рукой,

Скомандовала тонко: 

«Батарея! Ой, мамочка!

Ой, родная! 

Огонь!»

И – залп…

И тут они заголосили – 

Девчонки – 

Запричитали всласть.

Как будто бы вся бабья боль России

В девчонках здесь отозвалась!

Кружилось небо – снежное, рябое

Был ветер обжигающе горяч.

Былинный плач летел над полем боя,

Он был слышней разрывов – этот плач.

«Ой, мамочка!

Ой. Страшно мне!

Ой, мама!»

Зенитчицы кричали и стреляли,

Размазывая слёзы по щекам!

И падали.

И поднимались снова.

Впервые защищая наяву

И честь свою – 

( в буквальном смысле слова)

И Родину.

И маму

И Москву.

(Звучит Гершвин «Рапсодия в блюзовых тонах»)

Весенние пружинящие ветки.

Торжественность венчального стола.

Неслышанное: «Ты моя – навеки»

Несказанное: «Я тебя ждала».

И губы мужа

И его ладони.

Смешное бормотание во сне.

И то, чтоб закричать в родильном доме:

Ой, мамочка!

Ой, мама! Страшно мне!»

И ласточку.

И дождик над Арбатом,

И ощущенье полной тишины…

Пришло к ним это после,

В сорок пятом.

Конечно, к тем,

Кто сам пришёл с войны.

(Песня «Моё поколение» на стихи Семёна Гудзенко из кинофильма «Возвращение цыгана»)

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты.

На живых порыжели от крови и глины шинели,

На могилах у мёртвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали…Проходит четвёртая осень.

Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.

Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел.

Нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.

У погодков моих нет ни жён, ни стихов, ни покоя.

Только  сила и юность. А когда возвратимся с войны

Все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,

Что отцами- солдатами будут гордиться сыны.

Ну а кто не вернётся? Кому долюбить не придётся?

Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражён?

Зарыдает ровесница, мать на пороге забьётся, – 

У погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жён.

И вот она – родного дома дверь.

Придя с войны, в свои неполных двадцать, 

Я верила железно, что теперь,

Мне, фронтовичке, нечего бояться.

И всё-таки сейчас, через года,

Я поняла, солдаты, слава Богу – 

Окопная суровая звезда

В то время освещала мне дорогу.

И всё-таки она нам помогла,

Там, где житейские бушуют войны,

Не вылететь из тряского седла

И натиск будней выдержать достойно.

Уметь спокойно презирать иуд,

Быть выше злости, зависти, наживы.

Любить любовь, благословлять свой труд

И удивляться, что остались живы.

(Звучит Гаврилин «Вечерняя песня»)

– Сердца моего боль. Это чувство я испытываю постоянно уже многие годы, но с особой силой – 9 мая и 15 сентября.

15 сентября – день рождения Петьки Юдина.

Каждый год в этот вечер его  родители собирают уцелевших друзей его детства. Приходят взрослые сорокалетние люди, но пьют не вино, а чай с конфетами, песочным тортом и яблочным пирогом –  с тем, что более всего любил Петька. 

– Все делается так, как было до войны, когда в этой комнате шумел, смеялся и командовал жизнерадостный мальчишка, убитый где-то под Ростовом и даже не похороненный в сумятице панического отступления.

– Во главе стола ставится Петькин стул, его чашка с душистым чаем и тарелка, куда мать старательно накладывает орехи в сахаре, самый большой кусок торта и горбушку яблочного пирога.

– Будто Петька может отведать хоть кусочек и закричать, как бывало во всё горло: «Вкуснота – то какая, братцы»!

-Перед Петькиными стариками я чувствую себя в долгу, ощущение какой-то неловкости и виновности, что вот я вернулся, а Петька погиб.

– До боли клешнит сердце: я вижу мысленно всю Россию, где в каждой второй или третьей семье кто-нибудь не вернулся.

(Поют «Нас не нужно жалеть…» 2-я часть)

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Кто в атаку ходил, кто делился последним куском.

Тот поймёт эту правду, – она к нам в окопы и щели

Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают

Эту взятую с боем, суровую правду солдат.

И твои костыли, и смертельная рана сквозная.

И могилы над Волгой, где тысячи юных лежат.

Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,

Поднимались в атаку и рвали над Бугом мосты.

…Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

– Им так верилось, что за рамкой победной весны осталось всякое зло. Что ждут их встречи с людьми только добрыми, с делами только славными. 

– Да простится им эта святая наивность: они так много истребили зла, что имели право верить – на земле его больше не осталось. 

(«Памяти ушедших» песня Ю. Визбора)

Как хочется прожить ещё сто лет

Ну пусть не сто, хотя бы половину,

И вдоволь поваляться на траве.

Любить и быть немножечко любимым.

И знать, среди шумных площадей,

И тысяч улиц, залитых огнями, 

Есть родина, есть несколько людей,

Которых называем мы друзьями.

Лучшие ребята из ребят.

Раньше всех уходят – это странно.

Что ж, не будем плакать непрестанно, –

Мёртвые нам это не простят.

Мы видали в жизни их не раз –

И святых, и грешных, и усталых.

Будем же их помнить неустанно,

Как они бы помнили про нас!

Мы шумно расстаёмся у машин,

У самолётов и кабриолетов,

Загнав пинками в самый край души

Предчувствия и всякие приметы.

Но тайна мироздания лежит

На телеграмме тяжело и чисто,

Что слово «смерть», равно как слово  «жизнь»,

Не производит множественных чисел.

Когда от потрясения и тьмы

Очнёшься, чтоб утрату подытожить,

То, кажется, что жизнь ты взял взаймы,

У тех, кому немножечко ты должен.

Но лишь герой скрывается во мгле,

Должны герои новые явиться.

Иначе равновесье на земле

Не сможет никогда восстановиться.

– Человек есть то, что он помнит.

-Господи, не лиши нас памяти.

Память, не оставь нас!

Занавес закрывается. Звучит песня Высоцкого «Песня о звёздах».

Литературно-музыкальная композиция “Сердца моего боль”
Пролистать наверх